Декран не сдерживался. Он одним махом освободил себя от одежды и, уложив меня на кровать, навис сверху.

— Скажи, кто ты? — прорычал он мне в губы, но я грустно улыбнулась и сама поцеловала его. У нас болезненная, мучительная, неправильная близость. — Скажи, — бормотал он, сминая ураганом мои губы. — Скажи мне! — уже умоляюще шептал он.

Руки, губы, настойчивые пальцы. Он прикасался везде, целовал каждый кусочек моей кожи, с жадностью вдыхал аромат моего тела и постоянно его губы твердили «скажи».

Не могла. Не могла признаться. Пусть он лучше меня ненавидит, как шпиона, нежели ненавидит за мое происхождение. Я родилась грифоном и горжусь этим, несмотря на то, что им я никогда не стану.

Одно движение, один толчок и он внутри меня двигается с бешеной скоростью. По телу Декрана стекают капельки пота, а жилка на шее напряглась. Сдерживается. Я же тонула в нашей мучительной близости, отринув как можно дальше в подсознание мысли о невозможности быть вместе.

— Я ни с одной женщиной не получал столько удовольствия и умиротворения как с тобой, — неожиданно пробормотал он. Только слушать о его женщинах в такой момент мне совершенно не хотелось, но его это не волновало. — Я хотел забыться в чужих объятьях, но не смог. У меня не было ни одной женщины после тебя, — врет! Как он может говорить мне о таком? Я сама видела, как чуть ли не каждый вечер его покидает очередная красавица. — Я помешан на тебе, на твоем теле, запахе, голосе. Эта зависимость с каждым днем растет все сильнее, — он замолчал и, перевернув меня на живот, подтянул вверх мои бедра, с новой силой вбиваясь в меня. Глубоко и так приятно. Прогнув мою спину рукой, намотав волосы на кулак он, как одержимый вколачивался в мое тело жестко, грубо, но от этого близость только приобрела более яркие краски.

Наслаждение накрыло меня с головой на грани удовольствия и легкой боли. Я ощущала, как его семя наполняет меня, а тело дрожит от удовольствия. Он так и упал на меня сверху, придерживая свой вес локтем.

— Скажи мне, — снова потребовал он, тяжело дыша. — Даю тебе последний шанс, прежде чем твоя судьба решится, — о чем он?

— Нет, — Декран шумно выдохнул за моей спиной и резко покинул мое тело, а затем и кровать. — Возможно, ты передумаешь, но это будет уже при других условиях, — жестко припечатал он.

— Декран от меня нет вреда твоей расе…

— Из-за тебя здесь появились сначала одни грифоны, а потом и другие, — рыкнул он, одеваясь. Я же повернулась на бок и, подтянув к себе простынь, прикрылась. Он снова смотрит на меня с неприязнью, а мое сердце от такого взгляда обливалось кровавыми слезами. — Только вторых нам удалось пленить, так как мы уже были готовы к этой встрече.

— Что? — глухо воскликнула я.

— О, я вижу, что эта информация тебе интересна, — ядовито процедил гарпий.

— Послушай Декран, я не могу сказать тебе всего, — кого он взял в плен? Сомневаюсь, что Аркела, но тогда кто из моих сородичей сидит в застенках темницы?

— Надо же, — презрительно фыркнул он. — Стоило упомянуть этих ничтожеств, и ты оживилась.

— Кого ты пленил?

— Скоро сама узнаешь, — лениво протянул он. — Илария ты конечно хороша. Мне не один десяток лет придется привыкать к жизни без тебя. Ты сама себя приговорила своим молчанием, — я не понимала, о чем он снова говорит. — А ведь я планировал с тобой жить до самой твоей старости, — скривился от этого признания. Я лишь шокировано открывала и закрывала рот, не в состоянии что-либо сказать. Широко распахнутыми глазами смотрела на этого мужчину. Это признание, или просто он подобрал себе подходящую «экзотику» из рода людей? Неужели он готов был со мной прожить мою человеческую жизнь? В голове не укладывается. — Ты стала дорога мне, хоть являешься редкостной лживой дрянью, — его оскорления неприятно жгли душу. Я ничего не смогла сказать в свое оправдание. — Мне казалось, что я полюбил тебя, — с отвращением прорычал он. Что? Я не верила в услышанное. Он же не способен на чувства, тогда почему он утверждает обратное? — Полюбил простую человечку, но ты все испортила своим молчанием. С твоим появлением я не могу больше иметь близких отношений с другими женщинами. Как не пытался, понимал — это может причинить тебе боль, поэтому выставлял их за дверь, — в голове набатом билась мысль — он мне не изменял. — Только на мою боль тебе плевать. Ты даже не представляешь, насколько сложно было принять решение в отношении тебя, — Декран взъерошил свои волосы пятерней. — Ты сама во всем виновата. У тебя будет время подумать до завтра…

— А что будет завтра? — хрипло спросила я. Я не могла поверить в его чувства. Если любят, то так не ведут себя, не причиняют боль, не держат в золотой клетке, не позволяя вдохнуть воздух свободы.

— Завтра состоится казнь грифонов… и твоя, — закончил он. Лицо скривилось, будто в болезненной агонии, а до меня все еще доходил смысл происходящего. Как казнь? За что? И это он называет любовью? — Слишком много поставлено на карту. Я не могу подвергать свой народ опасности.

— Но я же…

— Иногда молчание не лучшее решение, — покачал головой князь. — Себя спасти ты еще можешь, но уговаривать тебя я больше не буду. Все в твоих руках, — он с грустью посмотрел на меня и громко выдохнув, закрыл дверь с обратной стороны.

— Это ведь не правда, — растерянно пробормотала я, метнувшись к шкафу. — Этого просто не может быть. Он блефует. Он просто решил мне отомстить за мое молчание. Я же не преступила закон, тогда почему меня на казнь?

А грифоны? Кого именно поймали гарпии? Понятно, что не Аркела, но тогда кого завтра еще хотят казнить?

Одевалась я очень быстро, но дверь так и не смогла открыть. Меня заперли. Теперь я действительно оказалась в клетке.

Растерянно опустилась на кровать. Что же делать? Умирать в столь юном возрасте я была не намерена, но выхода не видела.

Через полчаса мне принесли поесть.

— О, приговоренную, перед смертью решили покормить? — ядовито процедила я, наблюдая, как горничная выставляет на стол тарелки. И это была не Ферана. За спиной новенькой горничной маячил страж.

Князь, таким образом, показал, что больше я для него не представляю ни интереса, ни ценности.

Гарпии на мое замечание не отреагировали, а через минуту оставили меня совершенно одну. Услышала только, как в замке проворачивается ключ. Перестраховались, чтобы не сбежала. Магию не применили.

Есть хотелось неимоверно. Желудок требовательно бурчал, но я упорно сидела на кровати, поджав под себя ноги ни на сантиметр, не приближаясь к еде, а потом истерично расхохоталась.

Какой абсурд! За что меня казнить то? Как говорит мамуля «статья притянута за уши», но мне даже оправдателя не предоставили, а сразу зачитали приговор. Театр абсурда не иначе.

Вскочив с кровати, выместила всю злость на еде. Одной рукой смела все на пол. Послышался звон битой посуды. С каким-то нездоровым наслаждением наблюдала, как травяной отвар растекается по белоснежному ковру, пачкая его. Стекло слишком хрупкое, так как укрепляющая магия, едва я прикоснулась к нему, рассеялась, поэтому с легкостью разбилось, несмотря на мягкость ковра. Жирные пятна от мяса некрасивыми кусками украшали все тот же ковер. Сок от мяса брызнул в разные стороны, пачкая стены.

Никого. Думала, на грохот сбегутся, но нет. Я действительно осталась один на один с мыслью, что завтра моя жизнь оборвется.

Грустно? Несправедливо? Стоит ли мое молчание таких жертв? Но и рассказав правду — итог будет тот же. Этот мужчина слишком нас ненавидит, чтобы простить и помиловать, а просить… просить я не буду и достойно своей расе приму свою участь, какой бы она ни была.

Мамочка прости свою глупую дочь.

Глава 49

Ночью я не сомкнула глаз. Разве можно уснуть перед собственной казнью?

Забилась в угол кровати, подтянув под себя ноги, обнимая колени, утыкаясь в них подбородком.

Плевать на беспорядок в комнате, на то, что мой желудок требует пищи, а голова кружится. Плевать, что от голода снова начало тошнить, а настойки Хемминга уже закончились.